Смолкли песни, изменились речи, убраны наряды и тучные яства; Русь верующая в траур оделась. И во­истину должна одеться! Но по ком же? Где же мертвец? О, их много! Оплаки­вай близких своих, если они умерли для веры, для Бога, больше скажу, мы сами мертвецы (живые), каждый оп­лакивай сам себя, как живого мертве­ца, и как хочется плакать над погиб­шим человеком. Но ты скажешь — это ошибка, я живу, и, быть может, широко живу и роскошно, или я молод, здоров, или весел, беспечен, хотя и обездолен. Да, ты можешь жить, но душа-то твоя умерла. Давно уже хирела она в зара­женном, затхлом воздухе мира, мед­ленно, по верно она умирала, и тебе лучше знать, не умерла ли совсем. Как мало заботился ты о ней. Одного муд­реца спросили: «кем бы ты хотел быть в мире, если бы возможно было выби­рать себе участь?» Он сказал: «чем угодно, только бы не душой человече­ской. Ибо обо всем в мире заботятся, но только не о душе. И душа умирает». Ты хочешь увидеть, что действи­тельно это страшное явление? Посмо­три. Умирающий слаб. Он едва может двинуться и со стоном падает на смертный одр. Ты, человек, едва-едва когда двинешь пальцем для Бога, для ближнего — и в изнеможении от этого подвига, который еще прикрасишь гордостью и самохвальством, и снова падаешь на ложе твоей привычной жизни, которая обдает дыханием смерти душу твою. Ибо для души смертельно ядовит и губителен воздух греховной мирской жизни.

На отходящего в тот мир не дейст­вуют ни звуки голоса, ни цвета, ни дальний яркий свет солнца. Вглядись, христианин, сам в себя. Слышишь ли ты голос Евангелия, проходит ли он до самой глубины твоего грехолюбивого сердца, различаешь ли ты голос совес­ти и идешь ли за ним, существует ли для тебя красота духовной жизни, ви­дишь ли ты разницу между миром и церковью, любишь ли райские цветы подвижников Христовых, сияет ли для тебя Солнце правды и любви — Хрис­тос Господь? Ты должен сказать: я час­то смутно различаю голос совести, но не иду за ним, о людях святых я гово­рю, что теперь невозможно так жить, а часто даже не верю им или подсмеива­юсь над их жизнью, а о Христе могу только сказать, что Его учение непри­менимо к жизни, и у нас есть свои соб­ственные взгляды и свои законы для жизни. Наконец, давно уже умерший издает смрад. И человек, умерший для Бога, распространяет смрад богохуль­ства, кощунства, или, как говорят, -привычных бранных слов, дурных примеров и соблазна. Не закрывай, брат христианин, на себя глаз, также как не закрываешь их для грехов брата твоего. Убедись в твоей непригодности для Царства Божия и плачь к Богу о воскрешении тебя из мертвых. Хрис­тос повелевал умершим, и они восставали. Но для этого нужна была молит­ва родных. Так не сродни ли тебе, хоть издалека, твоя-то душа? Воздохни же к Богу, открой пошире и протри свои очи, встань спящий и воскресни от мертвых, и освятит тя Христос. Вос­стань, душа, восстань, конец прибли­жается. (Молись. Аминь.)

Но вот ты, как юноша умерший, встаешь на одре, поднимаешься, но как после долгого бездействия члены немеют, и человек не умеет владеть ими, так и ты, христианин, может быть не знаешь, что же тебе делать, после того как решил сбросить с себя Лаза­ревы погребальные пелены? Мы зна­ем, что нужно делать добро, что на Страшном Суде нас спасут добрые де­ла, но ведь мы слабы и не можем быть такими добродетельными. Ну, так про­сти согрешающему против тебя. Про­сти все, от души. Вот тебе путь к Богу.

Иерей Георгий Горев