21 сент. 23 г.
Петровско-Разумовское.
Тихо в парке. Безлюдно. Не слышно ни голоса, ни пения птиц. Как очарованные стоят высокие ели и могучие сосны, сплетаясь вверху над аллеями своими густыми верхушками. Лишь кое-где прогалина открывает светлое небо, да на перекрестках аллей заходящее солнце бросает последние блики. Тихо все как будто чутко подслушивает, подстерегает кого-то. Но эта тишина, – не сонный покой. Неслышно отрываясь от веток и медленно кружась в воздухе, мягко падают желтые и красные листья на разноцветный ковер, покрывающий дорожки и землю кругом. И еще какое-то бесшумное движение чувствуется, какая-то скрытая жизнь таится в этом загадочном осеннем воздухе. И сами лесные гиганты, как будто заняты чем-то важным, думают свою вековую думу, только листья, последний пышный наряд отцветающего леса, шумят под ногами, да хрустнет изредка сухая ветка. Широкая аллея пересекает другую. Посмотрите-ка в ту и другую сторону! Там, невдалеке, куда поднимается эта аллея, в узком просвете деревьев, старый дом из розового камня, обветрившийся и обветшавший за долгие годы своей службы, озаренный лучами вечернего солнца. Как красиво, близко-близко обступили его столетние дубы, тесной толпой скрывающий его от посторонних глаз! Но теперь и они поредели, расставшись почти совсем со своим летним убором, который лежит, как разбросанное сокровище, в золотых и багряных цветах на земле. Все так старинно, так ветхо! Все говорит о когда-то кипевшей здесь жизни, о веселом смехе и говоре, наполнявшим весь воздух. Теперь все прошло. Глухо, безмолвно и словно потупив свои потускневшие очи, погрузился старый дом в нерадостные думы о прошлом, безвозвратно ушедшим былом.
Лучше пойти в другую сторону. Там, что-то блестит. Над нависшими низко ветвями сверкает водная гладь, отражающая в своих слегка зыблющихся струях розоватый отблеск зари. Как легко и вольно дышится в свежем, смолистом, прохладном воздухе как радостно шуметь ворохами листьев, разгребая при быстрой ходьбе. Но вот раздвигается сплошной шатер над головой, расступаются безмолвные часовые и широкою гладью расстилается озеро, окаймленное на половину лесом. А там, за озером зеленое еще поле, с разбросанными крошечными, как бы игрушечными домиками. Светлое, светлое, голубоватое небо ближе к горизонту покрыто облаками, легкими воздушными, дорогим жемчугом отражающимися в чуть волнующейся воде. И небо, и облака, и вода, все окрашено нежно розовым цветом, а лёгкая рябь так и переливает всеми цветами радуги. Глаз не оторвешь от чудного сочетания красок, так внезапно отрывающийся перед восхищенным взором! А кругом поднимаются вечно темно-зеленые ели и сосны, глядящиеся своими верхушками в прозрачные воды.
На острове, заброшенном посреди водного пространства, такие же темные красавицы чередуются с пожелтевшими березами и темно красными кленами, и их яркий цветной наряд так же отражается в легкой ряби, подернувшей отделяющую остров от берега полосу воды. Здесь свежее и прохладнее. Чувствуется близость воды. Но сырой воздух все же настолько тепел, что нет надобности надевать пальто.
Почти по самому берегу идет дорожка с разбросанными там и сям скамейками. Теперь они все пусты. Только вдали промелькнёт фигура запоздавшего горожанина, и снова все безлюдно и бесшумно. Понемногу гаснут лучи заката. Бледнеет отражение зари в воде, пропадают незаметно яркие краски и все кругом принимает грустно-сероватый, однообразный тон. Небо начинает темнеть, осенние сумерки, сгущаясь, подбираются неслышно и набрасывают прозрачную. Сквозную ткань на всю природу. Где-то вдали за прудом заблестел огонек. Хотя еще светло, но тотчас же в воде задрожал другой, как звездочка, отразив засверкавший вдали в крошечном окне.
Над горизонтом осталась лишь небольшая малиновая полоска, вскоре исчезла и она, и только белесовато голубое небо указывало безмолвно, где скрылось дневное светило. Воздух еще посвежел. Вот загорелся еще огонек, потом еще и еще. В наступившем сумраке мерцали, то пропадая, то вновь загораясь, эти вечерние огни, отражавшиеся в слабо колеблющихся волнах сонного озера, и как бы в ответ на ласковый призыв в вышине потемневшего неба зажигалась первая звездочка. Еще глубже стала тишина. Ни звука, ни шелеста. Таинственно молчаливые деревья, кажется, боялись нарушить эту тишину но легкий ветер, время от времени пробегая по веткам, покачивал их нежным дыханием, и, вздрогнув, и качнувшись, снова замирали, склонившиеся над тихою заводью деревья.
Вот старая, покосившаяся скамейка. Отсюда так хорошо смотреть на лениво покачивающиеся, как будто дышащие волны и на темнеющие купы деревьев. Не хочется двигаться, не хочется думать, хочется только смотреть, не отрываясь, на эту дивную картину величественного леса и прекрасного озера, смотреть и любоваться и дышать этим воздухом, насыщенным лесными чарами.
Но что это блестит там, сзади, между ветвями мрачных гигантов? Звезда? Но это слишком сильный свет для звезды. Это и не электрический свет. Да ведь это луна. Вот мелькает она из-за покачивающихся ветвей. Скоро поднимется это свидетель бдительный страж ночной жизни и зальет своим мягким серебристым светом. Как будто в волшебной сказке замерло все, затаив дыхание и ты сам входишь в эту таинственную жизнь, в которой чувствуется бытие всего мира, всей вечности. Тихо, ни звука, ни шелеста. Не хочется отрываться, не хочется уйти, забываешь о времени, о пространстве, обо всем, что не имеет отношения к вечности, к Богу, к правде, к любви.