Есть на земле такие уголки, такие тихие приюты, где обремененный жизненными невзгодами человек может найти себе отраду, набраться сил для жизни и, отдохнув от бурь и треволнений, снова выйти на труды, на свой пост в человеческой семье.
Что было бы, не будь этих плотиков в океане жизни? Одно сознание, что такие пристани есть, вера в то, что и люди-то есть еще, достойные звания этого, вливает бодрость и свежие силы.
Вот в такой-то тихой обители и хотелось мне нынешний год провести те дни, которые, несмотря на свое глубокое значение — приготовления к Великому Посту, сделались временем исключительного разгула и веселья — сырную неделю, масленицу.
Но я и сам еще не знал, где именно остановить свое внимание и в среду утром, собрав необходимые дорожные предметы и книги, отправился к сво¬ему духовному другу Преосвященному епископу Клинскому Гавриилу (1), к которому кроме того, у меня было несколько вопросов, требовавших разрешения епископской властью.
Но уже в вагоне трамвая я решил за лучшее обратиться к правящему епископу Петру (2). Когда же я узнал, что владыка только что уехал и будет к вечеру, я был несколько озадачен. Мне казалось, что начавшаяся с неудачи поездка не предвещает ничего доброго. Но тут же всецелая преданность в волю Божию сменила минутное огорчение, и я направился на Николо-Ямскую, где у своего отца приютился Преосвященный Гавриил. И как промыслительно сложились обстоятельства. Не раз в продолжении своего путешествия я мог убедиться, что только потому, что я не застал Владыки дома, все так благоприятно обошлось.
Это была первая удача. Вторая не заставила себя ждать. Первые слова Преосвященного Гавриила, когда я к нему вошел, были: «Вот, как счастливо Вы меня застали: я только что пришел и через несколько минут должен уйти. Посадив меня на стул около себя, Владыка участливо говорил со мной о наших духовных нуждах, о пастырских моих радостях и скорбях, советовал и утешал. Радостно было сознавать, что источник, или вернее преподатель высших благословений, Владыка и начальник совмещает в себе и качества доброго учителя и отца. «Как я рад, — говорил он мне, — что Вы пришли так просто побеседовать. Так тяжело и неприятно бывает, когда придет священник, придет: «Владыко, благословите» — и до свиданья. А Вы не стесняйтесь, со всяким вопросом всегда приходите, я буду рад Вам послужить». Беседа текла, передо мной все больше раскрывался духовный мир этого благодатного мужа, строгого и даже жестокого по отзывам многих, но доброго и любящего для тех, кто держится на должной высоте пастырского призвания. Да, этот архипастырь имеет силы помнить пастырство. Он сам верно понял и оценил все значение православного пастыря — друга и отца прихожан, и готов помочь каждому, стоящему на этом пути. «А теперь, — закончил Преосвященный, — и я с Вами радостью поделюсь. Во-первых, (он взял лежавший на столе образок Черниговской иконы Богоматери) вот, возьмите в благословение этот образок, а потом, если сможете, зайдите в храм преподобного Сергия в Рогожском, — там теперь чудотворная икона Черниговского скита, куда Вы и собирались. Там всегда два иеромонаха, церковь открыта весь день, Вы и поговорите с ни¬ми, они Вам все скажут относительно всех этих мест. Это будет самое лучшее и верное». Я встал. Мы вышли вместе с владыкой. «А потом, — сказал он мне, — здесь недалеко храм преподобного Симеона Столпника, так там настоятелем -племянник отца Алексия (3) — отец Николай Беневоленский (4). Он Вам посодействует побывать и у старца, а так это почти невозможно». Я благодарил Владыку за внимание и любовь, и почти бежал к Черниговской. Неожиданно, как бы случайно, Сама Богоматерь благословила меня на этот путь
В храме никого не было. При моем приближении к образу, вдруг из ниши поднялся иеромонах и, по-видимому, был удивлен. Я приложился к святыне, помолившись о благословении всех путей моих и моей духовной семьи, подошел к иеромонаху и расспрашивал о том, как удобнее попасть и найти возможность провести дни в Параклите, Гефсимании или Черниговской.
Словоохотливый и добрый монах подробно ответил на мои расспросы, советовал к кому с чем обращаться, но с глубокой скорбью сообщил, что икону поместили здесь потому, что Черниговский скит разорен и закрыт. В это время из алтаря вышел иеродиакон. Благочестиво, с иноческим поклоном, взяв благословение, он предложил мне отслужить молебен пред иконой. Я с радостью тотчас же облачился, и мы втроем пропели молебен Богоматери, святителю Николаю и преподобному Сергию, нашим родным покровителям. Во время чтения Евангелия я заметил бедно одетую женщину, стоявшую неподалеку и внимательно смотревшую на меня. После окончания молебна, только что я отошел от иконы, последний раз взглянув на кроткий и скорбный лик Пречистой, как эта женщина подошла ко мне и, подавая сверток, завязанный чистой ветошкой, быстро проговорила: «Возьми, голубчик, возьми, это тебе в дорогу». Она развернула узелок: там была половина белого кулича и половина небольшого черного хлеба. «Возьми, возьми, — повторяла она, это тебе на дорогу, так Бог велит». Я взял узелок, но она торопливо достала две коробки спичек и несколько конфет в бумажках и тоже решительно давала их мне. С благодарностью принял я эти дары любящей бедности и благословил ее, пожелав и ей благополучного пребывания. Иеродиакон тоже просил меня помолиться за него, кланяться его братьям и, наконец, робко спросил: «Вы, батюшка, как, простите, в сане архимандрита будете?» Я отвечал, что недостоин еще, и он, по-видимому, несколько разочаровался и опечалился.
С такими-то благословениями и пожеланиями начинал я свой путь. Теперь мне нужно было зайти к отцу Беневоленскому. Я застал его дома, он дал мне письмо к своему дяде-подвижнику, и мне оставалось навестить последний пункт – Данилов монастырь. Там мне нужно было видеть Оптинского духовника отца Георгия (5) и Преосвященного епископа Феодора (6). Старца пришлось ждать около двух часов — он был чем-то занят. Беседа с ним в слабо освещенной лампадам крохотной церкви с белым мраморным иконостасом и чудной иконописью еще более наполнила меня миром, и, напутствуемый молитвами и доброжеланиями духовного собрата, я пошел в церковь, так как уже ударили ко всенощной Я совершенно не заметил, как подкрались вечерние сумерки и на дворе темнело. Владыку я увидел в храме. Несколько слов, поручений — и я на пути к вокзалу Северных железных дорог. Огромные часы еще издалека глядят как гигантский глаз. Что это? Уже 8 часов вечера. Ну, конечно. Я быстро вошел в вокзал. Ближайший поезд отходит около 9-ти часов. Нечего было и думать в 12-м часу ночи пытаться нарушить покой обители, которая, рано успокоиваясь, в 2 часа пополуночи уже собирает своих насельников па ночное молитвословие. Расспросивши о поездах следующего дня, я с корзиночкой на посохе через плечо зашагал к дому, где уже раздумывали, где я теперь, — в Оптиной пустыни или в Сарове.
На другой день, вставши в 5 часов утра, я снова пустился в путь-дорогу, на этот раз беспрепятственно получил билет и, наконец, поехал.
Без четверти девять я уже вышел из вокзала по направлению к Гефсимании, расположенной верстах в двух от Посада. Быстро промелькнули посадские домики, вот неширокая, но открытая со всех сторон ложбина, где тянул с поля холодный ветерок и жег лицо, а вот и самый лес. Как здесь тихо. Особенно после открытого поля. Неподвижно стоят огромные ели и сосны. Они будто прислушиваются внимательно и чутко к чему-то невидимому и неслышному. Как очарованные, не шелохнутся лесные гиганты, охраняющие покой почти нетронутой зеленой чащи. Дорога, вьющаяся между елями, привела меня к мостику, переброшенному через плотину, разделяющую два пруда, теперь застланных снежным ковром, испещренным множеством следов. Здесь было светлее, но вскоре темные своды леса снова сплелись над головою, а невдалеке показались и стены обители. Это был Гефсиманский Скит. На воротах — святые покровители этих мест — преподобные Сергий и Никон Радонежские, а над ними изображение Успения Пречистой, в память коего здесь и храм.
На часах колокольни красиво-мелодичные звуки колоколов, тех замечательных «башенным» боем, которым и славятся наши обители, пробили 10. В обители тихо и пустынно. Наконец, после нескольких минут ожидания, по дорожке торопливо прошел инок, коротко ответил мне на вопрос — где живет отец игумен, и быстро пошел дальше. Келья отца Израиля (7) помещается рядом с церковкой во имя Успения Божией Матери, и дверь к нему отделяется от храма лини, иконою преподобного Сергия, перед которой всегда теплится лампада. Игумена не было дома. Минут 40 прошло. В чистой теплой комнате часы с кукушкой громко тикали, нарушая тишину, которая без этих звуков, звеневших, как и вода, падающая на камень, была бы могильной. Но интересно, что никогда в подобных местах не ощущается той пустоты и скуки, которая неизбежна в пустых квартирах или даже учреждениях. Здесь чувствуется какая-то незримая, неслышная жизнь, скрытая работа, напряжение многих человеческих душ. Совершается что-то важное, серьезное — и сам сознаешь, что и ты должен приобщиться к этой «живой жизни».
Наконец, послышались торопливые шаги, дверь растворилась, скрипнув пружиной, и вошел отец игумен. Краткие приветствия, передача просьб и поручений, и через несколько минут в комнате отца Израиля я уже рассказывал о городском житье-бытье. Гостеприимный хозяин посоветовал мне теперь же обратиться к наместнику лавры, архимандриту Крониду (8), за допуском к старцу отцу Алексию, и потом зайти опять к нему, чтобы сообщить о результатах.
В келье отца Архимандрита было жарко. Трудолюбцы заготовляют топливо целый год и запасают его всегда на случай надобности даже для окрестных жителей. Участливо говорил со мной отец Наместник, потом написал мне просьбу к отцу Алексию о принятии меня для беседы и пожелал благополучного исхода моего предприятия. Когда я вернулся поделиться своим удовольствием с отцом игуменом, у него на столе уже дымились монастырские щи и на приборах лежали большие ровные ломти вкусного черного хлеба. «Пожалуйте, пожалуйте, нашей монастырской трапезы отведать». Игумен помолился, благословил ястие и питие, и мы сели вместе с иеродиаконом, его купножителем, и одним монахом, которого игумен называл Виталием.
После обеда я один отправился в Посад, скоро нашел там домик, где помещается старец, и, по совету Наместника, войдя во двор, постучал в окно. Откуда-то из-за угла вдруг показалась знакомая мне фигура келейника-монаха отца Макария (9), который всегда неотступно сопровождает старца. Ласково заговорив со мною, отец Макарий провел меня в комнату и просил подо-ждать, так как отец Алексий отдыхал. «Впрочем, я посмотрю», — сказал он мне. Через минуту он вышел и, улыбаясь, проговорил: «Ну вот, и выйти мне нельзя, сейчас уж и проснется. Пожалуйте, старец примет Вас». Я вошел. Маленькая комнатка, увешанная образами. На одной стене большие иконы Спасителя и Богоматери прямо на холсте. Под ними простая кровать и на ней, полулежа на подушках, сидел старец, покрытый схимническим одеянием.
Я помолился и поздоровался с лежавшим. Он не сразу узнал меня. Но потом оживился и, как бывало и раньше, стал припоминать: «Так, так, это у Покровской Общины, Николо-Покрова. Там этот домик, протоиерея Глаголева (10), одноэтажный, напротив церкви. А справа тут палисадник, от ворот направо; а как во двор войдешь, там большой фруктовый сад. Бывало, мы там мальчишками все груши да яблоки рвали. А у забора сеновал. Там я и ночевал часто. Там ведь я все свое детство провел. Ну и что же этот домик протоиерея отца Матфия Глаголева и сейчас еще стоит, он одноэтажный такой? Зеленый?». Я рассказывал о жизни Николо-Покровского прихода, разговор невольно переходил на вопросы и темы пастырского делания, и здесь советы старца были драгоценны. Около трех часов сидел я в мягком кресле возле старца. Солнце, уже потускневшее, бросало косые красноватые лучи на стены комнаты; когда я стал прощаться, и уже стоя, сделал мельком замечание о музыкальных занятиях, надо было видеть, как преобразился отец Алексий! Он задвигался, повернулся больше ко мне и оживленно стал высказывать свое мнение.

12-13/25-26 февр. 1926 г

______________________________________

  1. Гавриил (Красновский Всеволод Витальевич; 1885-1941), епископ. 1923 хиротонисан во епископа Клинского, викария Московской епархии. Арестован в 1924, выслан. 1925 временно управлял Московской патриаршей областью, в конце 1925 вновь арестован, выслан, вскоре освобожден. 1926-1927 временно управлял Московской патриаршей областью, возглавлял совет викариев, затем арестован, сослан, жил в Бахчисарае. 1932 арестован, приговорен к 3 годам лагеря. 1935 освобожден, жил в Крыму, служил тайно. 1941 арестован, расстрелян.
  2. Петр (Полянский Петр Федорович; 1862-1937), епископ. 1920 хиротонисан во епископа Подольского, викария Московской епархии, сразу же арестован, выслан. 1923 архиепископ Подольский. 1924 митрополит Крутицкий. Апрель 1925 Патриарший Местоблюститель. Декабрь 1925 арестован, приговорен к 3 годам ссылки. 1927 арестован, выслан. 1928 срок ссылки продлен. 1930 арестован, приговорен к 5 годам лагеря, однако оставлен тюрьме. 1936 заключение продлено на 3 года. 1937 расстрелян. 1997 прославлен как новомученик.
  3. Алексий (Соловьев Федор Алексеевич; 1846-1928), иеросхимонах. 1867 после вступления в брак хиротонисан во диакона к Никольскому храму в Толмачах, в Москве, а в 1895 во пресвитера Успенскому собору в Кремле. 1898 в Зосимовой пустыне пострижен в монашество. С 1906 старчествовал. 1919 принял схиму. 1923 жил в Сергиевом Посаде. Прославлен в лике преподобных.
  4. Беневоленский Николай Владимирович; 1877-1941), священник. 1909 после вступления в брак хиротонисан во пресвитера к Никольскому храму в Москве. 1917 служит в 1924 Симеоно-Столпническом храме. 1929 выслан из Москвы, служит в Московской обл., последовательно: в Покровском, Вознесенском, Ильинском храма г. Загорск. 1940 арестован, приговорен к 5 годам ИТЛ. Скончался в Карагандинском лагере. Прославлен как новомученик.
  5. Георгий (Лавров Герасим Дмитриевич; 1868-1932), архимандрит. 1890 поступил в Оптину пустынь. 1914 переведен в Мещовский Георгиевский монастырь настоятелем и рукоположен во иеромонаха. 1918 арестован, осужден на 5 лет тюрьмы. С 1922 в Даниловом монастыре. 1928 арестован, выслан на три года. Скончался в нижнем Новгороде. Прославлен в лике святых.
  6. Феодор (Поздеевский Александр Васильевич; 1876-1937), епископ. 1909 хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. 1917 настоятель Свято-Данилова монастыря. 1920 арестован, освобожден в 1922. 1923 арестован, вскоре освобожден, архиепископ. 1924 арестован, приговорен к 3 годам ссылки.1929 арестован. осужден на 5 лет ссылки. 1937 расстрелян.
  7. Израиль, игумен — последний скитоначальник Черниговского скита Троице-Сергиевой лавры, умер в ссылке в начале 1950‑х.
  8. Кронид (Любимов Константин Петрович; 1859-1937), архимандрит. 1883 поступил в Троице-Сергиеву лавру. 1892 рукоположен во иеромонаха. 1905 эконом Санкт-Петербургского Троицкого подворья Троице-Сергиевой лавры. 1908 архимандрит. 1915 наместник Троице-Сергиевой лавры. 1937 расстрелян. Прославлен как преподобномученик.
  9. Макарий (Моржов Михаил Степанович; 1872-1931), иеросхимонах. 1899 поступил в Смоленскую Зосимову пустынь. 1900 келейник иеромонаха Алексия (Соловьева). 1928 хиротонисан во иеромонаха. 1931 расстрелян. Прославлен как преподобномученик.
  10. Глаголев Матфий Дмитриевич; 1817-1900), протоиерей. 1847 хиротонисан во пресвитера к семинарскому Никольскому храму в Москве. 1852 настоятель храма святителя Николая в Покровском. 1878 возведен в сан протоиерея. Настоятельствовал 48 лет.